– Знаю такого. Позволь поинтересоваться, в связи с чем такой интерес?

– Гадит. И мне лично, и моим близким.

– Хм, немудрено. Версия интерфейса у него отличается от твоей… – Виницкий снова хмыкает. – И сильно гадит?

– Пока не очень, всего-то натравил налоговиков и запустил череду неприятных слухов обо мне и моих партнерах. Но обещал, что это только начало.

– Даже так? Что ж, я отвечу. До выема у него около двух месяцев. Он будет в следующей волне. Сам разберешься?

– Справлюсь, спасибо. Из хороших новостей – моя помощница достучалась до своей копии. Теперь та пытается выбраться из резервации, чтобы донести информацию до носителя.

– Серьезно? – в голосе олигарха я слышу неподдельную радость. – Отлично! Вот за эту новость – спасибо! Надеюсь, все это не зря…

– Прорвемся, Николай Сергеевич!

– Прорвемся. Я тут потихоньку сворачиваю дела, так-то вот. При встрече, если будет повод встретиться, объясню почему. Как, говоришь, твоя компания называется?

– ООО «Доброе дело».

– Принял. Ладно, удачи тебе… И здесь, и там, Филипп!

Он отключается первым, не дав мне возможность спросить, как связаться с Илинди. Очень хочется самому ей сообщить об удачной связи с Мартой-2, но, видимо, не в этот раз…

Вернувшись в офис, я за пару часов отрабатываю скопившихся клиентов в поисках работы – и тех, что ждали в очереди, и тех, чьи данные собрали ребята в моё отсутствие. А потом закрываюсь с ноутбуком в своем новом кабинете, прошу не беспокоить и погружаюсь в удивительный мир криминальной стороны Кости Панченко.

По каждой компании, в которых он работал, я создаю отдельные файлы и переписываю все случаи с участием Панченко. С самого детства навязанная мысль о том, что ябедничать и стучать нехорошо, быстро гасится идиотизмом этой концепции. Именно в такой атмосфере замалчивания и процветают воры, преступники, просто бездельники и домашние тираны. Жены молчат о рукоприкладстве мужа, девушки – о фактах изнасилования, сотрудники государственных органов о коррупции, а знающее окружение молча покрывает все это. Потому что или боязнь опозориться, или боязнь системы, которую не сломать одиночке.

Мне бояться нечего. А вот как совладельцу бизнеса становится предельно неприятно за то, как Панченко обманывал работодателей. Прямо коробит, стоит представить, что такой сотрудник работает у меня.

Шесть писем уходят в шесть компаний и организаций, где успел «поработать» Костя. Примерно по году на каждое место работы и три месяца в «Ультрапаке». Найти контакты владельцев и топ-менеджеров было не сложно, кроме того я продублировал послания в социальные сети – LinkedIn, Facebook, «Вконтакте». И только Петра Ивановича я нашел лишь в одной соцсети – в «Одноклассниках». Звонить никому не стал, отправив все сообщения анонимно с фейковых аккаунтов. Почему не от своего имени? Да потому что не объяснить потом нашим доблестным органам правопорядка, откуда я все это узнал…

– Филипп, побеспокою? – приоткрыв дверь, на пороге появляется Резникова.

– Да, конечно. Что с налоговиками, Роза Львовна?

– Да всё в порядке. Формальность, по сути. Я по поводу Кириченко. Деньги ему выдала, но он занёс заявление об увольнении. По собственному. Я правильно понимаю, что это следствие вашего… э… внутреннего расследования?

– Внутреннего, внешнего… Нет, Роза Львовна, неправильно вы все понимаете. У Кира эмфизема легких на сложной стадии. Он едет лечиться в Москву. Компания оказывает ему помощь. Или есть возражения?

– Что вы, что вы, Филипп! – всплескивает руками бухгалтерша. – Никаких возражений. Но все-таки… Впредь, пожалуйста, обсуждайте подобные вещи с вашим финансистом, – она хитро улыбается. – Хотя бы с ним, хорошо? Я не говорю о партнерах, но и с ними бы тоже не мешало. Мы пока не так выросли, чтобы… – говорит вроде мягко, дружески журит, но претензия обоснованная. – Славе учебу оплачивать будем, теперь Кириллу лечение…

– Хорошо, Роза Львовна. Это был импульсивный поступок, в будущем обещаю не принимать подобные решения единолично.

– Вот и славненько. У меня всё.

– Роза Львовна, вы заявление Кира пока отложите. Оформлять пока не надо.

Кивнув, она аккуратно прикрывает дверь и оставляет меня одного.

Первый шаг в противодействии Косте сделан, сам не вникнет, не проймет его, не достанет за давностью срока, буду действовать жестче. А за потерянного друга, за Кира – так вообще.

С английским языком у меня всегда было как у собаки – все понимаю, а как самому сказать, впадаю в ступор. Перевести «fence» как «забор» – раз плюнуть. Но надо будет сказать самому что-то о заборе, и я долго буду рыться в кладовой памяти, экая, мекая, разводя руками, а слово так и не вспомню. Так что когда мне сказали, что преподаватель курсов – носитель языка и вообще, американский волонтер, я обрадовался.

Язык мне нужен. И не только потому, что впереди у меня встреча с послом. За эти дни угроза лишиться интерфейса стала довлеть надо мной все меньше, не позволяя впасть в ступор безысходности и тщетности чего-либо делать. Привычка не терять время зря взяла верх.

Поняв, что до конца Испытания тратить время на поездку в Москву – неразумно, я связался с сотрудницей посольства, предупредив, что по определенным обстоятельствам мой приезд придется отложить. Сам же решил плодотворнее провести остаток понедельника, выдавшегося чересчур насыщенным – от утреннего совещания с обескураживающими новостями, налоговиками и прочими слухами до предательства Кира и объявления в моей жизни еще одного носителя интерфейса.

Так что мой вечер после работы расписан чуть ли не поминутно: английский, силовая тренировка в тренажерном зале и… изучение досье на старшего Дорожкина. Успев зацепить его идентификационным взглядом днем в ресторане, я так и не закрыл его профиль. И, как оказалось, не зря. В дороге до языковой школы я узнал о руководстве города чуть больше, чем полагается знать обывателям-горожанам.

Коррупционные схемы Кости Панченко – детский лепет в сравнении с такими зубрами отечественного откатного дела. Система равнодушно выдает мне подробности: «в сговоре с…», «превышение должностных полномочий…», «получение взятки в особо крупном…». Но лицо мое вспыхивает, наливаясь кровью не от этих, в общем-то, вполне привычных вещей.

Десятки эпизодов совращения несовершеннолетних и изнасилований, причем с указанием возраста и имен, по сути, еще девочек. Мне не хватает духа начать копать подробнее, чтобы выяснить их судьбу, и все ли из них живы. Причем в обоих смыслах, в том числе – резервов духа. Его восстановление займет несколько часов – как раз отвлечься на английский и штангу.

За скрежетом зубов я не сразу определяю вибрацию телефона в кармане.

– Мистер Панфилов, это Анжела Ховард. Я получила ваше сообщение о том, что вы решили отложить встречу. Могу я поинтересоваться, на какой примерно срок? В письме вы этого не указали.

– Около недели. То есть я буду готов вылететь на следующей неделе, ближе к ее концу.

В трубке слышится какой-то скрежет, приглушенный шепот, а потом сотрудница посольства США снова говорит:

– Мистер Панфилов, мы предлагаем перевести встречу в Соединенные Штаты. Круг лиц, заинтересованных во встрече с вами расширился, и будет ли вам удобно…

– Будет. Всегда мечтал побывать у вас. Но не могли бы вы уточнить, что это за круг лиц? – мне приходится говорить размыто, чтобы прислушивающийся водитель такси не навострил уши еще больше.

– К сожалению, я не уполномочена, мистер Панфилов. В любом случае, совсем скоро вы сами все узнаете. Подробности по формальностям, связанным с поездкой, я вышлю вам на почтовый ящик.

– Хорошо, Анжела.

– До свидания, мистер Панфилов!

– Всего доброго.

Остаток пути до языкового центра я шерстил интернет. Facebook выдал мне сотни девочек, девушек и женщин преклонного возраста с именем Анжела Ховард. Инфополе, задействованное мною на каплю регенерировавшего духа, исправно выдало пару из них на территории России, но ни одной в Москве.